У градозащитников часто нет реальных полномочий или официального статуса, но вопреки этому они добиваются пересмотра градостроительных решений, выигрывают суды у огромных компаний – вспомните хотя бы, как "Охта-центр" стал "Лахта-центром".

Силами активистов останавливаются сносы исторических зданий, исправляются последствия некачественной реставрации, а также начинаются работы по сохранению ценнейших, но запущенных памятников.

Однако есть и темная сторона. Повышенное внимание энтузиастов к историческим зданиям и районам приводит к тому, что инвесторы начинают сторониться связанных с ними проектов. Спрос на них и так не сильно высокий из-за многочисленных обязательств, которые закон налагает на владельцев недвижимости со статусом памятника, а добавлять к ним еще и внимание общественности и прессы, возможные митинги или даже судебные разбирательства никто не хочет. В результате здания теряют шансы на реконструкцию и новую жизнь.

От чего же зависит, оказываются ли градозащитники настоящей созидательной силой или очень активным добром с кулаками? Ответить на это невозможно, поскольку каждый новый объект или даже новый эпизод с ним становится отдельной историей, в которой активисты играют разные роли.

Сайт "РИА Недвижимость" попробовал разобраться, от чего зависит успешность деятельности активистов, насколько хорошо им удается наладить диалог с другими участниками процесса, а главное – какая форма защиты действительно дает старинным зданиям возможность продолжить жить и функционировать.

Кто же такой "настоящий градозащитник"? Это примерно как "настоящий мужчина" – эфемерный собирательный образ, в который каждый вкладывает свой набор качеств.

Однажды в одной районной группе в соцсети кто-то опубликовал пост о том, что градозащитники смогли защитить рощу от вырубки. Половина комментариев к этому посту содержала тезис, что раз защищали рощу, то это не градозащитники, а экоактивисты, на что другие возражали: "Роща городская, значит все-таки…"

Однако чаще всего словом "градозащитник" называют тех людей, которые прикладывают усилия к сохранению объектов культурного наследия или исторической застройки. То есть, например, борьба инициативной группы за создание пешеходного перехода градозащитой считаться не будет. Но даже в рамках этого определения у разных заинтересованных сторон определения градозащиты расходятся.

Например, руководитель департамента культурного наследия города Москвы Алексей Емельянов, подчеркивает, что особенно приятно работать с жителями, которые готовы не только словом, но и делом подтвердить свое неравнодушие к наследию, например, поработать на субботнике по очистке территорий исторических усадеб от мусора, принять участие в восстановлении и реставрации старинных элементов зданий.

Руководитель департамента культурного наследия города Москвы Алексей Емельянов

Организаций, в чьи цели входит совместно противостоять попыткам разрушения исторического города, уничтожению архитектурного наследия, не очень много. А вот разговоров, движений и эмоций, наоборот, много. Но важно определиться с терминологией. Мне не очень понятен сам термин "градозащитники". Кого можно назвать градозащитником? В моем понимании, это, прежде всего, те, кто вкладывает частичку своего труда в дело сохранения наследия.

Это реставраторы, которые, расчищая слой за слоем, ищут подлинный исторический цвет фасада. Или активисты из Ассоциации реставраторов, с которой у Мосгорнаследия заключен договор о сотрудничестве: они на безвозмездной основе исправляли ошибки неквалифицированных рабочих и возвращали исторический облик скульптурному барельефу в Сверчковом переулке. Кстати, это здание не является объектом культурного наследия. Совместно с ними мы также спасли скульптуры атлантов на театре имени Марии Ермоловой. Они находились в аварийном состоянии и дожидаться сроков плановой реставрации фасадов было просто нельзя.

Или, например, депутаты Таганского района, обратившиеся в Мосгорнаследие с просьбой поддержать инициативу по сохранению оставшихся знаков Общества содействия обороне, авиационному и химическому строительству (ОСОАВИАХИМ или ОАХ). Мы с радостью поддержали эту идею и привлекли к работе реставраторов.

С августа 2020 года волонтеры совместно с представителями Мосгорнаследия регулярно проводят субботники на территории исторических усадеб. На месте для них проводят экскурсии, а затем начинается уборка территории. Эти люди тоже градозащитники.

Еще один яркий пример – проект "Вспомнить все", с которым мы сотрудничаем. Команда активистов занимается восстановлением и реставрацией старинных вывесок. Например, в этом году в порядок привели вывески товарищества Матвея Кузнецова на доме 8/2 по Мясницкой улице. Вывески сохранились над двумя правыми витринами магазина – из них как раз и состояла торговая зона при постройке здания.

Хочу отметить, что со стороны всех этих людей, которых по праву можно назвать градозащитниками, никакого негатива мы не наблюдаем, а, наоборот, работаем с ними в плотной связке.

При этом люди, которые сами себя называют градозащитниками, определяют свою роль несколько иначе.

Причем одно из главных отличий состоит в том, что свою деятельность они характеризуют как борьбу или протест, хотя в их арсенале не только уличные акции или судебные баталии, но и переговорный процесс.

Координатор движения "Архнадзор" Рустам Рахматуллин

Термин "градозащита" возник в конце 2000-х годов, когда искали одно слово вместо двух: "охрана памятников", "экология культуры". И хотя первый корень в слове – "градо", термин легко применяется в том числе и к защите сельского культурного наследия. Следовательно, слово найдено.

Предметом градозащитного протеста становится всякая застройка, если она осуществляется в исторических поселениях, на территориях или в зонах охраны объектов культурного наследия.

Сюда же относятся территории и зоны, которые спроектированы или должны быть спроектированы, но умышленно и вопреки закону не утверждены актами государственной власти или умышленно сокращены ради той самой точечной или иной застройки.

Костяк московской градозащиты составляют несколько сотен человек – участники внутренней, а не сетевой, переписки и других форм координации. Массовая поддержка на месте действительно необходима, но людей нельзя "взять" или заставить нас поддерживать – они всегда это делают сами. Градозащита может направить энергию жителей, оформить ее, придать квалифицированную помощь, наладить информирование.

Градозащита, по мнению Рахматуллина, есть в первую очередь правовая критика. И каждая победа градозащиты оформляется актом власти, но не перестает быть победой общества. То есть градозащитникам важно, чтобы органы власти, аттестованные эксперты и эксперты методических советов одинаково с ними читали закон, а не "намазывали наши домики на свой бутерброд", утверждает координатор "Архнадзора".

Разумеется, градозащита имеет свои взгляды на общее благо, и они отличаются от тех, что декларируют городские власти или специалисты по урбанистике. Выгода застройщиков и интересы горожан не совпадают еще чаще: застройщик вообще должен обосновывать общественную пользу своего проекта – общественную, а не личную! Горожанин же ничего не обязан обосновывать и ничего не должен застройщику, уверен Рахматуллин.

Еще одним важнейшим участником градозащитной деятельности становятся обычные жители. Они могут поддержать активистов участием в публичных акциях, подписями петиций или отзывами на публичных слушаниях, если они проводятся. Нужно отметить, что широкая огласка и поддержка градозащитной инициативы все же не гарантирует ее успеха, но вот отсутствие поддержки со стороны местных жителей и правда снижает шансы активистов на успех до минимальных значений.

А иногда деятельность градозащитников не только не вызывает поддержки, но, наоборот, раздражает горожан. Как правило, отношение к градозащитникам напрямую зависит от того, за какой объект они сражаются в данный момент. Чем он ближе народным сердцам, тем больше шансов на всеобщую поддержку.

Я думаю, градозащитниками люди становятся незаметно для себя и встают на этот путь, защищая "рубашку, что ближе к телу", по крайней мере, жителям нашего дома уже пришлось взять на себя эту миссию, рассуждает Юлия, жительница центра Москвы.

Дом, где она живет – Дом писателей – был построен в 1937 году, внутри двора сохранились Стрелецкие палаты (XVII-XVIII веков), оба здания признаны памятниками архитектуры. До 2016 года к нему примыкали доходные дома Н.В. Королева и Ф.П. Кузнецова начала прошлого столетия и именно с их "реконструкции" начались неприятности жителей.

"Во время стройки коммуникации к этим домам, превращенным в ЖК, прокладывали через наш двор и по периметру старинных зданий (нашего дома и Стрелецких палат) вырыли глубокие котлованы. Закон должен запрещать вести подобные работы так близко к памятникам архитектуры, жители писали в различные инстанции и организации: в министерство культуры, прокуратуру Москвы, в "Архнадзор" и мэру. Мы понимали, что работы все равно будут произведены, но рассчитывали хотя бы на контроль со стороны властей, который минимизирует риски разрушения ценных построек. Отовсюду мы получали лишь отписки, работы велись своим чередом, нас игнорировали", – вспоминает Юлия.

Безусловно, продолжает она, жители центра понимают, что переменам быть, не могло Замоскворечье оставаться деревянным. Нужно ли идти вперед и жить потребностями сегодняшнего дня? Безусловно, да! Вопрос – какой ценой? Пожалуй, если бы градозащитников было больше, если бы решения принимались, не только исходя из экономической целесообразности проектов, мы бы жили в не менее красивом городе, в городе со своей уникальной историей.

Бывает, что горожане воспринимают градозащитников и их сторонников как досадную помеху: или сохраняемый объект не кажется им достойным, или просто суета мешает. А может сложиться и так, что планы активистов идут вразрез с интересами местных жителей, которым в их повседневной жизни требуется не овеянное историей ветхое здание, а нечто современное и удобное.

"Академический район, а если точнее, кварталы в районе улиц Дмитрия Ульянова, Гримау, Большой Черемушкинской представляют собой то, что принято называть территорией сложившейся застройки. Здесь было много пятиэтажек, часть из которых успели снести еще во время первой, лужковской волны расселения. На месте снесенных либо уже выросли новостройки, либо они в процессе строительства. Никто из моих соседей даже не думал переживать за судьбу наших развалюх и устраивать акции протеста", – рассказывает жительница Академического района Москвы Марина.

Однако почему-то волна возмущения часто поднимается в тот момент, когда объявляют о планах сноса и реконструкции. Показательным примером из рассказа Марины стала история с перестройкой кинотеатра "Улан-Батор" на улице Гримау:

В 2000 году кинотеатр уже был в удручающем состоянии, впрочем, там продолжали показывать фильмы, но с каждым годом он ветшал все больше. В итоге там начали проводить какие-то мероприятия вроде ярмарки белорусских товаров, велась торговля с лотков. Словом, задолго до планов по реконструкции "Улан-Батор" стал торговой точкой. Это важно, потому что, как только прежнее здание задумали снести, начался протест, участники которого требовали не трогать кинотеатр и не превращать его в "уродливый торговый центр". Ирония в том, что он уже был именно уродливым торговым центром, просто еще и довольно ветхим.

"Совершенно не понимаю, что там пытались отстоять и защитить жители, когда "Улан-Батор" сносили. Ни само здание, ни площадь перед ним уже давно никакой ценности не представляли, по крайней мере с точки зрения функционала. Лично я буду только за, если там обновится пространство и получит новое применение", – добавляет жительница района.

А вот в Петербурге жители увидели в действиях градозащитников даже угрозу своему здоровью, рассказывает житель Василеостровского района Вадим:

"Как житель безумного красивого города, который богат архитектурными шедеврами и пронизан памятью о важнейших исторических событиях, я, конечно, понимаю градозащитников и их инициативы. Неправильно в условном доме-музее Ломоносова открывать точку общепита и "украшать" ее кричащими вывесками.

Но во всем должен быть здравый смысл. Все надо делать для всеобщего блага. Лучше уж немного переделать объект культурного наследия, чтобы он получил новую жизнь в настоящем, чем нападать на инвесторов и срывать их проекты из-за того, что их решения по реконструкции объектов культурного наследия не нравятся градозащитникам. Довольно часто это приводит к тому, что проект сорван, а исторический памятник продолжает стоять никому не нужный и благополучно разрушаться.

А от инициатив отдельных товарищей иногда просто волосы дыбом. Я живу возле небольшой набережной, которая исторически была построена без перил и высоких бортов. Это приводило к несчастным случаям – в воду падали люди. Один даже погиб от переохлаждения, спасая из воды ребенка, упавшего в реку зимой. После этого случая поставили перила. И тут градозащитники начали требовать вернуть набережной исторический вид, убрать эти самые перила, которые сделали ее безопасной. Просто нет слов!"

Большинство людей, рассуждая о градозащитниках, используют союз "но": "Они молодцы, но… Это важное дело, но…" За большинством "но" чаще всего следуют сетования на методы активистов или их низкую договороспособность. Впрочем, как отмечает главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов, здесь тоже нельзя всех грести под одну гребенку.

Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов

Я поддерживаю и считаю правильным, что в городе есть градозащитники. То есть люди, которым это интересно, и они ведут такую наблюдательную надзорную деятельность, хотя часто и занимают алармистскую позицию. На мой взгляд, это полезное явление, потому что часто даже мы всего не знаем о городе. Но вот находятся люди, которые не просто создают какой-то шум, а владеют информацией и являются специалистами – общение с ними бывает полезным. Я считаю, что они большие молодцы, энтузиасты, честь им и хвала.

Но есть, безусловно, и сложности, потому что часто просто невозможно понять, с кем нужно говорить. Я уже много раз отмечал, что одна из главных проблем градозащиты состоит как раз в том, что как таковых организаций у них нет. А лучше бы были, тогда удалось бы понять, с кем вести диалог. Даже знаменитый "Архнадзор"… это ведь по факту никакая не организация, а просто набор людей, которые выступают под неким флагом движения.

По этой же причине сложно обсуждать методы работы активистов: все они слишком разные. Я заметил, что ощущение скандала из-за градозащитной деятельности часто возникает от того, что много разных людей, обладающих разной готовностью к компромиссам и разными взглядами на ситуацию. Нельзя всех их грести под одну гребенку, невозможно сказать, что "да, они недоговороспособны" или "нет, они милейшие люди". Все очень по-разному, поэтому повторюсь, проблема (может даже не их, а наша, как чиновников, которые и должны пытаться искать компромиссы) в том, что очень сложно уловить, с кем вести переговоры.

Однако эти трудности не означают, что нам не удавалось успешно сотрудничать с градозащитниками. Самый удачный пример – это наше взаимодействие с "Архнадзором" по реновации. Я считаю, что тогда была проведена очень конструктивная, подробная и детальная работа, и мы вместе составили список по домам, которые не будут снесены в рамках реновации, а подлежат конверсии в другую функцию. Это, наверное, самый положительный пример за всю историю сотрудничества, где мы все совместно работали и выработали компромиссный документ, который стал частью программы реновации.

Плюс я считаю, что мы провели большую работу по "Зарядью" на Варварке, 14. Для меня это тоже пример сотрудничества, потому что то, что там критиковалось, было по делу. В итоге мы от полного сноса пришли к куда более гуманизированной концепции, где многое сохранялось, восстанавливался исторический облик здания общества "Якорь", исторические стены и дворы, которые временно разбирались, а потом воссоздавались в прежней архитектуре.

Это был огромный пласт работы, который во многом был построен на информации, полученной от коллег, критиковавших этот проект. Я считаю, что это полезное взаимодействие, и проект стал лучше, в том числе и благодаря этой критике.

Есть еще один важный момент, за который градозащитников критикуют не только представители городских властей, но просто люди, неравнодушные к городам и архитектуре. Проблема в том, что в своей борьбе градозащитники зачастую не учитывают финансовую сторону вопроса и не обращают внимание на то, насколько трудно бывает найти средства или инвесторов для реставрации или хотя бы консервации исторических зданий.

Искать источники финансирования объекта наследия – прямое дело государства, а градозащита может только предлагать варианты, но не должна дублировать работу государства, считает Рахматуллин и добавляет, что определять варианты коммерчески выгодного использования объектов наследия – дело коммерсантов, а градозащита не должна искать выгоду для них.

Именно такой подход, по мнению некоторых экспертов, приводит к тому, что здание, которое имело бы шансы на реставрацию и дальнейшую жизнь в составе инвестиционного проекта, их полностью лишается и медленно разрушается, поскольку защитники отпугнули всех, кто готов был вложиться в него.

Одним из таких примеров поделилась архитектурный критик Мария Элькина:

"Несколько лет назад депутат Борис Вишневский и другие градозащитники вели борьбу против превращения Конюшенного ведомства в Петербурге в апарт-отель и победили. Однако с тех пор у здания нет инвестора, и не видно, чтобы те люди, которые боролись за его сохранение, как-то конструктивно участвовали в последующих дискуссиях.

В итоге сейчас некая инициативная группа предлагает сделать в Конюшенном ведомстве музей архитектуры исключительно за счет бюджета. Но мы должны понимать, что реконструкция центра города за счет бюджета невозможна, не говоря о том, что музеи архитектуры нигде в мире не занимают такие огромные пространства и в таком важном месте должно находиться что-то, что станет по-настоящему точкой притяжения".

Архитектурный критик Мария Элькина

Под словом градозащитники мы имеем ввиду сразу очень много разных людей. Есть организации вроде ВООПиК, которые хотят утвердить свой авторитет в том, что касается охраны памятников, стать альтернативой КГИОП и Минкульту, которая пользовалась бы общественным доверием. Это хорошая цель сама по себе, но подобная институция должна выстроить свою деятельность прозрачно, чтобы было понятно, на чем строится ее позиция в каждом случае, а этого нет.

Есть те, кто занимается градозащитной деятельностью как политикой, и это опасно, потому что целью такой деятельности не является сохранение памятников. Такие политики часто говорят, что вот есть некие злоумышленники, которые хотят все разрушить, и достаточно их побороть, чтобы все стало хорошо. Отдельные недобросовестные владельцы и частные случаи коррупции плохи, но не они главная причина разрушения зданий. Это системная проблема, которая требует изменения законодательства и всей градостроительной политики, это очень трудная задача для города, ее решение требует больших вложений и огромной дисциплины от всех, привлечения компетентных людей. Развивать популизм на этой почве безответственно.

Наконец, при этом есть совсем небольшие группы активистов, которые сами что-то восстанавливают, есть горожане, которые переживают за свой подъезд и за соседнее здание. Наверное, это самое понятное и самое конструктивное отношение к наследию, которое только можно себе представить, везде, где старые города сохраняются, они делают это за счет людей, которые живут в них и любят их.

В целом очень хорошо, что градозащитники раз за разом привлекают внимание к проблемам, это очень важно и само по себе дало много ценных результатов. Плохо, что они сами же и препятствуют решению этих проблем.

Таким образом, градозащитники уже давно стали в городах чем-то вроде еще одной силы: изначально позитивной, нацеленной благое дело сохранения наследия, но при этом зачастую радикальной и неуправляемой. В разных городах годами формировались уникальные схемы взаимодействия между активистами, застройщиками, властями и местными жителями. Однако практически везде эти активисты смогли занять позицию, с которой им в той или иной степени удается влиять на градостроительную политику.

Градозащитная деятельность уже давно стала привычным сценарием городской жизни. Более того, роль активиста часто примеряют на себя люди, которые "просто живут здесь", то есть не являются частью движения, а по какой-то причине проявили неравнодушие к определенному дому, саду или даже забору.

Кстати, далеко не всегда срабатывает принцип локации, то есть люди подрываются защищать не только то, что расположено возле их дома. Недаром самые горячие конфликты разгораются в исторических центрах городов, где жителей, как правило, немного.

У профессионального градозащитника повод для активности всегда примерно один – что-то угрожает объекту, имеющему историческую и культурную ценность. Но успех защитных мероприятий зачастую зависит от того, сколько простых горожан опытные защитники смогут привлечь на свою сторону: сколько подписей будет под петициями, сколько народу возьмет в руки плакаты "сохраним дом N от сноса" и так далее.

Но как понять, чем градозащитники смогут зацепить просто горожан? Ответ на это чаще всего знают урбанисты, поскольку понимание всех городских процессов, в том числе и деятельности активистов, – их поле деятельности. В разговоре с сайтом "РИА Недвижимость" эти специалисты смогли сформулировать, какие факторы чаще всего мотивируют простых граждан вступать в битву за город.

Недоверие. Что бы ни обещали городские власти или застройщик, жители почти всегда готовы к обману. За годы люди успели запомнить, что картинки на рендерах не всегда бывают похожи на реальность, что проекты могут меняться в процессе, равно как и сроки их реализации. Словом, каким бы ни был проект, люди заранее настраиваются против него, потому что уверены, что в реальности он будет намного хуже.

Восприятие любого нововведения в штыки – это инерция накопленного недоверия к властям и застройщику. Не столько идея вызывает вопросы, сколько ставится под сомнение, что все будет реализовано так, как обещали, рассуждает преподаватель Архитектурной школы МАРШ, консультант по развитию территорий, городскому планированию и управлению Сергей Царев. По его словам, недоверие и сопротивление горожан можно преодолеть, если действовать с максимальной открытостью. Этому его научил, в частности, опыт реализации проекта "Открытый сад" в Ижевске.

Преподаватель Архитектурной школы МАРШ, консультант по развитию территорий, городскому планированию и управлению Сергей Царев

При работе с "Открытым садом" у команды появился термин "городская психотерапия". Горожане, которые приходили в штаб часто начинали ругаться, обвиняли нашу команду во всем, что происходит в городе. Команда всегда выслушивала от начала и до конца, давая возможность высказаться. Это история про то, что людей долгое время ни о чем не спрашивали. Не было диалога. После того, как человек выпускал пар, его вовлекали в процесс.

Впрочем, развитие или изменение городской ткани не всегда вызывает неприязнь, отмечает креативный директор дизайн-квартала "Флакон" Олег Гончаров. Любой процесс – это вопрос нормальной и своевременной коммуникации со всеми заинтересованными сторонами, в частности с жителями. Если ты умеешь эту коммуникацию выстроить, если можешь предложить какую-то увлекательную и созидательную деятельность, то и конфликтов не будет.

Вы все испортили! Градозащита в исполнении обычных граждан часто направлена не на спасение ценного исторического здания, а просто на сохранение комфортной или привычной среды. То есть некоторые строительные проекты, которые профессиональных градозащитников могли вообще не заинтересовать, возмущают обычных жителей, потому что разрушают привычную среду их обитания. Председатель комиссии по открытости власти, информационной политике и СМИ Общественной палаты Московской области Мария Большакова называет это протестом против вторжения в личное пространство.

Председатель комиссии по открытости власти, информационной политике и СМИ Общественной палаты Московской области Мария Большакова

Вот вы купили квартиру с видом на лес, а через год вдруг напротив ваших окон начинается бурная стройка и вырастает квартал 20-этажек. Сразу в вашем зеленом дворике становится не пройти от чужих машин, школы и детсады сады переполнены, дышать нечем, окно не открыть. Или же в прекрасный гармоничный городок с ливневкой, канализацией и прочей инфраструктурой, рассчитанной на уездную застройку, вдруг точечно вклинивается огромное нечто.

Проблема в том, что девелоперы обладают значительным ресурсом, состоящим из финансов, штата специалистов и вхожести в кабинеты чиновников, а у жителей ничего из этого нет. Я почти не знаю застройщиков, которые способны выйти на адекватные переговоры. Они же уже все решили, все бумаги подписали, продажи начали, а тут какие-то общественные слушания.

Таким образом, простые жители вынуждены превращаться в протестующих активистов-градозащитников, когда происходит вторжение в их среду обитания. При повторении ситуации или просто определенном информационном фоне люди могут начать возмущаться, даже если их пытаются пригласить к диалогу.

Спохватились. Довольно распространенная ситуация, когда дом или пространство долгие годы стоит, ветшает, деградирует и это не вызывает возмущения ни у кого из местных жителей, да и у профессиональных градозащитников тоже. Когда же появляется проект по реорганизации пространства или сносу здания, это вызывает бурную протестную активность, даже если речь идет практически о руинах.

Урбанист, генеральный директор агентства стратегического развития "Центр" Сергей Георгиевский

Зачастую здание может долго не функционировать или даже разрушаться, при этом нет массовых выступлений в его защиту, поскольку есть ощущение, что здание незыблемо, оно никуда не денется. При этом если судьба здания меняется, общественные механизмы контроля начинают активно работать: люди осознают, что отложенная проблема не решится так, как они этого ожидали.

Об объектах наследия рядовой местный житель в лучшем случае просто знает, что это исторический памятник или знаковая постройка, но деятельно заботиться об их сохранении вынуждены именно неравнодушные активисты, добавляет креативный директор "Флакона".

Москва часто становится ареной градозащитных боев, поскольку здесь есть все необходимые для этого условия: бурное строительство и большое количество исторических зданий и кварталов. В последних периодически реализуются проекты редевелопмента, ревитализации, нового строительства или благоустройства.

Одной из таких конфликтных точек стал квартал в центре столицы, известный как Ивановская горка. Так называют симпатичный уголок старой Москвы, расположенный в Басманном районе и очерченный Покровским и Яузским бульварами и улицами Маросейка и Покровка. Район интересен тем, что, с одной стороны, это самый настоящий тихий центр, а с другой – вокруг него постоянно кипят нешуточные страсти.

Вероятно, отсчет новейшей истории для Ивановской горки можно начать с момента реконструкции Маросейки и Покровки. Появление на них широких "европейских" тротуаров и новых фонарей довольно быстро превратило эти улицы в прогулочно-ресторанный кластер. По мере роста его популярности, а также после благоустройства ряда прилегающих переулков, скверов и площадей стали возникать и локальные конфликты, из которых наиболее заметными стали страсти вокруг парка "Горка" и общественного пространства на Хохловской площади, которое в народе окрестили "Ямой". Суть противостояний была идентична: удобные укромные пространства привлекали веселую нетрезвую заезжую публику, раздражающую местных жителей. В совместной борьбе соседи получили немалый опыт самоорганизации, освоили методы взаимодействия с властями и органами правопорядка и, как следствие, превратились в сплоченную боевую единицу.

Очередной конфликт на Ивановской горке изначально тоже имел алкогольный оттенок. Местные жители узнали о планах компании AB Development произвести реконструкцию нескольких зданий района, а возмущение вызвали изображенные в проекте многочисленные столики кафе. Из-за этого активисты пришли к выводу, что на Ивановской горке планируется создать ресторанный кластер. Так летом 2020 года здесь возникло новое поле битвы.

Тема ресторанного кластера постепенно покрылась пылью, а на первое место вышли планы по сносу одного или нескольких зданий на Ивановской горке и строительство нового бизнес-центра. О конфликте пишут СМИ, его обсуждают в соцсетях, в медийном поле появляются разные версии того, что же происходит на Ивановской горке: что именно планируется снести и построить и так далее. Описания ситуации, предлагаемые каждой из сторон, кажутся совершенно разными историями, где более-менее сходится только место действия.

Ярослав Коцюба, генеральный директор Prime Property Management

Проект преображения Ивановской горки представляет собой реставрацию и реконструкцию нескольких соседствующих домовладений, все работы будут объединены общей концепцией преображения места. У каждого из домовладений свои инвесторы, своя функция, но их объединяет идея создания общей городской среды и единого благоустройства всей территории.

Сама территория арт-квартала "Хохловка" в масштабах столицы невелика, но ее значение для будущего москвичей и Москвы может быть колоссальным.

Сейчас мы уже можем говорить о концепции "Один гектар будущего", для участия в разработке которой будут привлечены заинтересованные профессионалы и лидеры общественного мнения. Арт-квартал "Хохловка", сохранив свое историческое богатство, должен стать местом, где будущее формируется уже сегодня.

Однако вскоре после презентации проекта мы столкнулись с непонятной активностью и информационным шумом вокруг него. Так, мы с огромным удивлением сами узнали из СМИ о том, что создаем здесь "ресторанную улицу". Неоднократно опровергали эти домыслы, которые тиражируются без подтверждения информации в обход всех этических норм. Таких планов не было и нет.

Мы сейчас находимся в поиске решения с местными жителями, уточнению нюансов по благоустройству территории и возможному функционалу помещений. Есть интересные предложения, мы их прорабатываем. Намерены найти консенсус в ближайшее время и запустить процесс.

Более того, мы создали консультационный совет, состоящий из жителей Ивановской горки. Это уникальный на сегодняшний день прецедент, знаковый для диалога и коммуникаций в отношении сложных вопросов по развитию исторических территорий. Совет будет рассматривать проектные концептуальные решения, выдавать свои рекомендации, выражать мнение жителей района. Ни один девелопер ни на каком объекте не делал ничего подобного. Мы сами вышли с предложением создать такой орган для дискуссии с активистами и местными жителями в Музее архитектуры имени Щусева.

По итогам этих обсуждений мы убедились, что большинство граждан, и в особенности жителей Ивановской горки, поддерживает проект.

Таким образом, по словам партнера застройщика, недовольны проектом пять-шесть человек, которые путем искажения фактов и распространения ложной информации, пытаются манипулировать общественным мнением. Они заявляют о нарушении законодательства, о массовой вырубке деревьев, о разрушении детских площадок и строительстве на их месте рекреационно-курительных зон для бизнес-центра. То есть, считают в компании, информационно обрабатывают разные целевые аудитории, чтобы активизировать протест. Но люди уже успели понять, что к чему, узнали о реальных планах по реставрации района, уверены в Prime Property Management.

Однако протестующие жители настаивают, что практически все запланированные работы на Ивановской горке незаконны и их нужно остановить. В отказ от сноса двух из трех построек они тоже не верят, думая, что это уловка. Для борьбы активисты используют большой арсенал методов. Они обращаются в суды, пытаясь остановить реализацию проекта с помощью обеспечительных мер, суды их то накладывают, то снимают. Жители также регулярно обращаются в крупные СМИ, где о "битве за Ивановскую горку" вышло уже множество текстов.

Кроме того, протестующие заручаются поддержкой известных медийных персон, ведомств, включая федеральное министерство культуры, проводят уличные акции и ведут тематические блоги на популярных площадках. В результате, хотя речь идет о совсем небольшом проекте, он приобрел очень широкую известность.

Житель Ивановской горки, кандидат юридических наук Дмитрий Чарахчьян

Жители Ивановской горки привыкли бороться за сохранение своего района. Мы отслеживаем все общественные обсуждения всех историко-культурных экспертиз, участвуем в публичных слушаниях, боремся с самостроями.

Мы, безусловно, поддерживаем научную реставрацию памятников архитектуры, но нынешний собственник, застройщик Хохловки, довел до плачевного состояния все принадлежащие ему памятники. Из стен палат Украинцева сейчас руками можно вытаскивать кирпичи. Застройщик регулярно не исполняет предписания Мосгорнаследия и не проводит даже самых элементарных работ по сохранению. Сейчас в палатах Украинцева начались "научно-исследовательские работы". Однако, как показала проверка местных жителей, по факту они свелись к отбиванию перфоратором штукатурки с кирпича XVII века. Работы проводятся чернорабочими, никаких специалистов при их проведении даже не присутствует.

Защитников Ивановской горки возмущает попытка "задевелоперить" лучший по сохранности исторический район города.

Здание института, запланированное к сносу, кстати, тоже архитектурно довольно интересно, у него очень необычные выразительные симметричные портики с квадратными колоннами. Спроектированный же архитектором Алексеем Гинзбургом бизнес-центр в разы больше нынешнего. На фоне нового здания маленький особняк Григория Юргенсона потеряется. Это недопустимое вторжение в последний архитектурный заповедник Москвы! Более того, растущими вплотную к существующему зданию деревьями, которые отчасти скрадывают его объем, тоже придется пожертвовать.

Ну и, конечно, защитников Ивановской горки очень расстроит, если имеющийся неповторимый арт-квартал превратится в скучный бизнес-центр и барно-ресторанную улицу. Это изменит дух всего места, мы ведь видим, что в районах, где появляется много ресторанов, жилые дворы закрываются для доступа посторонних. А у нас все самое ценное и интересное находится именно во дворах. Наш район – это музей под открытым небом, и он должен быть доступен для всех.

Представители московских властей тоже стали участниками борьбы, поскольку у активистов есть претензии и к ним – из-за выданных застройщику согласований и разрешительной документации. Ведомства же подчеркивают, что все работы ведутся на законных основаниях, а причины протеста кроются в недоверии.

Руководитель департамента культурного наследия города Москвы Алексей Емельянов

Для нас важно, что памятники архитектуры на Ивановской горке, которые долгие годы находились не в лучшем состоянии, наконец-то ждет реставрация. Это и главный дом городской усадьбы Четверикова – Кнопа, и палаты дьяка Украинцева, и типография Петра Юнгерсона, а также здания Московского архива Коллегии иностранных дел. И это как раз сохранение исторического облика района.

Что же касается протеста, то люди к любым переменам относятся с опаской, и вряд ли кому-то понравится, когда рядом с их домом проводятся работы, не только строительные, но и реставрационные, включающие установку лесов и прочее. А дальше – неизвестность. И, как вы понимаете, опасения, страх перемен, неизвестность – крайне благодатная почва для манипуляций любого рода. Вот и рождается протест.

Отличительной чертой конфликта стало то, что его стороны словно бы поменялись ролями: обычно именно застройщик занимает позицию, не подразумевающую изменений проекта, а несогласные с этим активисты пытаются добиться хоть каких-то уступок. Однако на Ивановской горке, наоборот, протестующие выступают как бескомпромиссная сторона, тогда как застройщик призывает к диалогу.

По словам главного архитектора Москвы Сергея Кузнецова, ситуация, сложившаяся вокруг Ивановской горки, довольно странная: проект небольшой, и кварталу он ничем не угрожает, но при этом постоянно появляются недовольные.

"А ведь я знаю и других людей, кто живет в этом районе и никакой проблемы не видит. Я сам считаю район для себя не чужим, потому что регулярно там бываю. Там студия, где я рисую, так что это не какое-то анонимное место для меня. И я считаю, то, что предлагается проектом, никакой опасности для района не несет", – говорит Кузнецов.

Самое сложное в этой истории, по мнению главного архитектора города, неоднородность требований жителей: кто-то готов встречаться и вести диалог, но есть радикально настроенная группа, которая требует, по сути, полной отмены проекта.

Главный архитектор Москвы Сергей Кузнецов

Я выезжал на место лично, говорил с людьми и могу выделить несколько предъявляемых претензий. У нового здания, которое появится на месте бывшего Института рабочего движения, некрасивый дизайн. Но это вкусовщина: одним кажется, что некрасивый, другим – что красивый. Тем более что у нас есть регламентная комиссия, которая тоже не усмотрела в этом ничего вызывающего или портящего среду. Застройщик постоянно готов и к диалогу, и к переменам, это показали наши встречи с договороспособной частью местных жителей.

Что же касается здания бизнес-центра, которое будет построено на месте Института рабочего движения, то опасения, связанные с ним, вызывают удивление. Действительно, площадь там увеличивается, но за счет подземных этажей и изменения уклона кровли. Плюс застраивается внутренний двор, но он сегодня и так закрыт и войти туда никто не может, так что никакие привычные маршруты в квартале из-за него не изменятся.

К тому же проект делал известный архитектор Алексей Гинзбург, у него получилась очень качественная и вполне нейтральная архитектура. Одним словом, мы имеем ситуацию, в которой одна сторона, хотя изначально ни в чем не виновата, постоянно готова идти на уступки другой, которая не готова к конструктиву.

Представители сайта "РИА Недвижимость" посетили Ивановскую горку, чтобы увидеть место действия своими глазами. Первое впечатление можно описать словом "эклектика". Старые конфликты вокруг Хохловской площади и "Горки" напоминают о себе регулярными патрулями полиции по границам квартала. Внутри вечером – настоящее лоскутное одеяло. То пустые и темные переулки, то с соседних ресторанных улиц заносит веселых гуляк. На фасадах домов вперемешку – где-то отличные концептуальные граффити, где-то сомнительные росписи, видны стены с лохмотьями штукатурки, на других заметны следы свежей реставрации.

Отличительная особенность – это и правда горка. Местами приходится пробираться по узким крутым лестницам, порой тротуар идет волнами. Многим зданиям и улицам действительно нужен ремонт.

Знаменитая Даниловская аллейка, о сохранности которой заботятся активисты, хранит следы борьбы: на некоторых тополях видны знаки, кажется, их планировали срубить, но давно, краска почти стерлась. На детской площадке перед Институтом рабочего движения в темноте притаились две-три компании молодежи с пивом. Такие же группы встречаются везде, куда не добираются полицейские патрули, но все они очень тихие и стараются не попадаться лишний раз на глаза посторонним.

Чем закончится противостояние на Ивановской горке – предсказать сейчас невозможно. Район нуждается в переменах, и, видимо, они так или иначе произойдут, но как и когда – не ясно. Не понятно и то, кто станет их главным проводником: участники текущего конфликта или же кто-то другой.

Градозащитниками стоит называть не только активистов, которые требуют что-то сохранить, запретить и воюют с властями и застройщиками. Если смотреть не на методы, а на результат, то самыми эффективными на этом поле становятся те, кто вкладывает деньги в исторические объекты.

Ни сами инвесторы, ни активисты не называют такую деятельность градозащитной, хотя ее итоги соответствуют главным идеалам борьбы за сохранение исторической среды: здания реставрируются, приспосабливаются под современное использование, а значит, продолжают жить и служить людям.

Далеко не все инвесторы являются меценатами-энтузиастами, большинство из них рассчитывают, что работа с исторической постройкой принесет им прибыль.

Речь может идти и о реконструкции и приспособлении под современные нужды, и о новом строительстве на одной площадке с реставрируемым домом. Обычно именно такие ситуации порождают градозащитные конфликты: активисты часто считают неприемлемыми любые изменения, происходящие со старинной постройкой или вокруг нее, требуют отменить проект, а компромиссное решение – мы отреставрируем вот этот дом, но построим рядом три новых – считают неприемлемыми и прикладывают массу усилий, чтобы отменить такой проект или хотя бы доставить застройщику как можно больше хлопот.

Восстановление с пристройкой - история ЖК Meltzer Hall

В Петербурге реставрация памятников "Дом Корлякова", "Здание кинематографа "Гранд-Палац" и "Постройки мебельно-столярной фабрики Ф.А. Мельцера", расположенных на одном участке, стала частью проекта, в рамках которого возле них будет возведен новый жилой комплекс Meltzer Hall.

Изначально девелопером проекта была компания Bonava, но в 2020 году ее приобрел другой застройщик – "Альфа-Фаберже". Оба инвестора столкнулись с тем, что градозащитники при поддержке депутатов Законодательного собрания Петербурга требуют запретить строительство.

"Опасения наш проект вызывает по двум причинам. Во-первых, определенная группа лиц недовольна внешним обликом будущего ЖК. Причем недовольство было высказано еще до того, как итоговый вид обновленных фасадов комплекса был разработан и представлен. Во-вторых, жители района опасаются пагубного воздействия возобновленной стройки на соседние дома", – описывает ситуацию собственник и директор управляющей компании "Альфа Фаберже" Виталий Бахарев.

По его словам, эти возможные проблемы учтены: при строительстве будет применяться специальная технология, которая позволит контролировать состояние соседних зданий и избежать негативного влияния. Что же касается внешнего облика новых построек, то в проект внесены изменения, он вскоре будет представлен.

Впрочем, добавляет Бахарев, у проекта есть и сторонники, которые осознают важность реконструкции для памятников.

"Градозащитники в большей степени нас поддерживают, так как мы укрепляем и реконструируем объекты культурного наследия, которые находятся в не самом лучшем состоянии. Та же дымовая труба бывшей фабрики находилась в аварийном состоянии, имела существенный крен, могла в любой момент рухнуть. Поэтому мы ее разобрали и обязательно восстановим с сохранением исторического облика и габаритов", – рассказывает он.

Что касается затрат на восстановление памятников архитектуры, то они всегда ложатся на собственника объекта, поясняет Бахарев. Для реконструкции объектов культурного наследия в проекте Melter Hall, по предварительным оценкам, потребуется 300-350 миллионов рублей, общая же стоимость проекта оценивается в 3 миллиарда рублей.

Между тем инвесторы, готовые включиться в реставрацию зданий, имеющих статус памятника, или даже в простой редевелопмент исторических построек без охранного статуса, появляются далеко не так часто, как это может показаться, если рассматривать вопрос только через призму градостроительных конфликтов.

Абсолютному большинству памятников и просто старинных зданий угрожает вовсе не снос и не новое строительство по соседству, а разрушение от старости и бесхозности. Об этом свидетельствует, например, "Красная книга" "Архнадзора". В ней перечислены памятники под угрозой исчезновения, и самый большой раздел составляют постройки, которые разрушаются из-за ветхости и запустения.

Найти инвестора на историческое здание, особенно если оно имеет охранный статус, часто бывает непросто, поэтому власти как могут стараются стимулировать интерес частного капитала к памятникам. С этой целью, в частности, созданы московская программа "1 рубль за 1 квадратный метр" и программа "Усадьбы Подмосковья". Кроме того, на рассмотрении в Госдуме находится законопроект о правилах приватизации объектов культурного наследия. На момент публикации материала он прошел второе чтение.

Однако издержки требований, которые предъявляются к владельцам и арендаторам памятников, часто перекрывают выгоду упомянутых программ.

По объектам, продаваемым по программам льготной аренды, таким как "Памятник за рубль" в Петербурге, устанавливается срок проведения работ, объясняет гендиректор Российского аукционного дома, председатель комитета по торгам "Деловой России" Андрей Степаненко. Это существенное условие, несоблюдение которого грозит расторжением договора. При этом соблюдение сроков напрямую связано со скоростью согласования документации контролирующими государственными инстанциями, то есть не всегда и не все зависит от инвестора, уточняет он.  

В целом для инвесторов работа с историческими зданиями – более трудоемкий процесс, чем реконструкция современных объектов или новое строительство, подчеркивает Степаненко, уточняя, что после реставрации такие объекты часто становятся востребованными и ликвидными.

Так, непременными условиями передачи новым владельцам подмосковных усадеб являются сохранение исторического облика внесенных в предмет охраны элементов памятника, проведение работ по согласованному проекту реставрации и приспособления для современного использования, обеспечение доступа граждан для осмотра исторических строений, отмечает глава комитета Мособлдумы по образованию, культуре и туризму Олег Рожнов.

Все объекты областной программы являются имуществом с обременением, которое накладывается на сам объект в части его содержания и использования, а также на земельный участок и прилегающие к нему земли. Важно отметить, что проект реставрации должен быть подготовлен специализированной организацией с лицензией министерства культуры России, продолжает он. Так, усадьба Аигиных в Талицах - один из первых объектов культурного наследия, отреставрированных в рамках губернаторской программы "Усадьбы Подмосковья", предусматривающей льготную арендную плату для инвестора в размере 1 рубль за 1 квадратный метр сроком на 49 лет. Право на восстановление усадьбы инвестгруппа ASG выиграла в открытом конкурсе в конце 2013 года, приводит пример Рожнов.

Всего, по данным Рожнова, в 2013-2020 годах в аренду на льготных условиях было передано 37 подмосковных памятников культуры, 16 из них принадлежат Московской области, 21 – муниципальным образованиям.

Несмотря на значимость частных инвестиций в деле сохранения и восстановления памятников, нельзя сказать, что опасения градозащитников так уж необоснованны. Историй, когда девелоперы, обязавшиеся реконструировать или даже провести научную реставрацию исторического здания, в итоге в прямом смысле его уничтожали, слишком много, так что необходимость контроля, в том числе и общественного, не праздная выдумка.

Снос с воссозданием – история дома купца Балашова

Дом купца Балашова находится на одной из центральных улиц Воронежа (Куколкина, 18а). Хотя он не был так уж примечателен в свое время, но получил свою долю славы, когда его "случайно" снес застройщик во время строительства нового корпуса торгового центра, рассказывает директор Института современной урбанистики Ольга Чудинова.

История с одной стороны очень простая – дом просто стоял "не там", мешая эффективному использованию земли под ним, он не был ни музеем, ни архитектурным символом Воронежа, ни каким-то зданием, куда непременно водят туристов. Однако Воронеж сам по себе город довольно молодой, к тому же сильно разрушенный во время Великой Отечественной войны, поэтому за каждое старинное здание градозащитники ведут нешуточные баталии.

Застройщик должен был провести реставрацию дома, одновременно он планировал построить на участке еще один корпус торгового центра. Сначала здание было полностью скрыто фанерным коробом, якобы для защиты, но довольно скоро выяснилось, что его снесли. По объяснению застройщика, в строение случайно врезался грузовик. Суд оштрафовал компанию и обязал воссоздать снесенный дом в прежнем виде. Это было сделано, однако возведенная копия дома Балашова в прямом смысле слова встроена внутрь торгового центра.

"Сочетание выглядит абсурдно, подчеркивая безыскусность новостройки, напрочь лишенной архитектурных элементов. Сам же дом представляет не историческое даже здание, а воссозданное, а потому и возникает вопрос в целесообразности его возведения", – сетует Чудинова.

Подобные результаты работы методом "сноса с воссозданием" в архитектурной среде называют псевдоисторическими, но при этом не учитывается ветхость подлинников, отмечает Чудинова. Не все здания способны стоять веками, часто бывает, что реставрация обойдется значительно дороже новодела, жить в оригинале уже совсем неудобно, как и размещать там офисы и магазины, вот и стоит историческое строение никому ненужное и разрушается или от него всеми правдами и неправдами пытаются избавиться ради участка земли, говорит она.

В случае с домом Балашова, считает глава Института урбанистики, застройщик изначально не рассматривал вариант нового использования дома, а поторопился избавиться от него. "На основе этого примера можно сделать вывод о том, что мы пока только на пути к становлению цивилизованного общества, где ценится связь с прошлым и любое старинное здание воспринимается как подарок, который может принести много пользы и выгоды, если понимать его истинную цену", – заключает Чудинова.

Парадокс состоит в том, что иногда в России добросовестные инвесторы или арендаторы, вложившие значительные суммы в реставрацию и поддержание памятника в достойном состоянии, могут не получить выгоды, на которую они рассчитывали.

Как раз с изменением в законе столкнулась юридическая фирма, которая с 2006 года арендует здание на Большой Спасской улице в Москве, которое является объектом культурного наследия федерального значения. Это "Жилой дом поэта Майкова, конец XVIII века".

За время владения арендаторы за свой счет выполнили на объекте комплекс ремонтно-реставрационных работ, направленных на его сохранение, восстановление и приспособление к современному использованию. Проект реставрации неоднократно принимал участие в выставках достижений в области сохранения культурного наследия, вошел в сборник 100 примеров успешной научной реставрации XXI века "Москва, которая есть".  

Правда за это компания получила право арендовать здание по льготной ставке до 2028 года в размере 107,5 тысячи рублей в месяц, что составляет в год 1,29 миллиона рублей, в то время как аренда по рыночной ставке в этом районе в год составляет 200-250 миллионов рублей, что сопоставимо с понесенными арендатором затратами на восстановление объекта культурного наследия. При сохранении арендного договора до 2028 года компания могла бы заработать сумму, превышающую вложенные средства.

Однако в 2019 году арендатору объекта было предложено расторгнуть договор аренды по соглашению сторон во внесудебном порядке в исполнение положения пункта 4 статьи 15 Закона № 161-ФЗ от 24.07.2008 "О содействии развитию жилищного строительства".

Но компания-арендатор не согласилась с досрочным расторжением и намерена отстаивать свою позицию в суде. На момент публикации материала суд не завершился, так что невозможно предсказать, кто из сторон сумеет отстоять свою позицию в данном споре.

Огромное количество старинных усадеб находится не просто в заброшенном, а в руинированном состоянии. Охранный статус такие объекты не спасает: реставрация и даже просто консервация требует больших денег, в региональных бюджетах таких сумм просто нет, а инвесторов нечасто привлекают локации вдалеке от больших городов. Но некоторым усадьбам везет, на них обращают внимание меценаты, которым по тем или иным причинам интересна возможность возродить историческое здание.

Богатство на страже наследия – история усадьбы Гребнево и ее мецената

Счастливый билет достался подмосковной усадьбе Гребнево, которую в 2018 году по программе "Зеленый коридор" Минкультуры приобрел бизнесмен и музыкант Андрей Ковалёв. По условиям программы победитель аукциона сразу оплачивает только 20% стоимости объекта культурного наследия и вносит остальную сумму равными долями на протяжении семилетнего срока реставрации. Собственником он становится лишь после завершения работ.

Бизнесмен и музыкант Андрей Ковалёв

Я помню, как бывший министр культуры Владимир Мединский назвал нас, владельцев усадеб, романтиками. А я, когда выступал после него, уточнил, что такой романтик должен быть еще и богат. Почему? Да потому что это очень дорого и просто трудно – владеть усадьбой, которую предварительно нужно восстановить с соблюдением всех охранных обязательств и других требований.

Но так уж сложилось, что к этой покупке меня буквально подталкивала судьба.

На Гребнево я наткнулся абсолютно случайно, приехал туда, посмотрел, ужаснулся: мусор по колено, борщевик огромный, рухнувшие здания.

Словом, я понял, что лучше сюда не влезать, и забыл на год. Однако спустя год все равно вернулся и купил. Уже позже я узнал, что меня с этой усадьбой многое связывает, например, настоятель двух гребневских храмов учился в реставрационном колледже, который основал мой отец.

Усадьбу я купил на аукционе за 80 миллионов рублей, победитель получал право оформить землю и здания в собственность, но с обязательством в течение семи лет все отреставрировать. А надо заметить, что реставрация – это дорогое удовольствие. Я подсчитал, что бюджет реставрационных работ отличается от простого ремонта в 10-20 раз. Плюс практически каждое свое действие я должен согласовывать.

За эти два года мои мысли об усадьбе трансформировались: сперва я хотел дом для себя, потом что-то маленькое и уютное, может, с одним музеем, и постепенно это все выросло в некий "город счастья" – большой комплекс с музеями, детским центром, фестивальными площадками и прочим. Надеюсь, что через восемь-десять лет это будет такой культурно-архитектурно-образовательный кластер, куда будут входить и сами отреставрированные памятники архитектуры, парки, восстановленные в строгом соответствии с тем, какими они были прежде.

К сожалению, у нас в системе охраны памятников абсолютно "совковый" принцип, весь мир живет абсолютно по другим законам. Студенты Строгановского училища сделали дипломный проект реставрации усадьбы просто мирового уровня: они хотели зафиксировать все, что сохранилось, а что недостает – сделать стеклянным. Но у нас такое сделать не позволят, и это очень печально.

Но у меня все равно грандиозные планы на то, что мы здесь организуем в ближайшие годы. Моя первая задача – это, разумеется, реставрация всего комплекса зданий, это будет главным украшением. Второе – это музеи, которые будут там находиться: доспехов и старинного оружия, музей живописи – я собираю полотна художников, которые были у князя Дмитрия Голицына, владельца усадьбы и основателя первого музея живописи в истории России. На открытие усадьбы мы планируем привезти оперу Большого театра "Борис Годунов"; плюс у нас есть договоренность с Эрмитажем о выставке художников из собрания князя Голицына.

Хотим еще сделать музей старинных автомобилей и карет, музей дворянского быта. Много всякого будет! Однако все эти планы стоят очень больших денег, которые никогда не удастся отбить. Пока еще не разработан проект реставрации всей усадьбы, но в ближайшее время будет согласован проект реставрации фронта усадьбы – это триумфальная арка, два флигеля и скотный двор. В начале лета, может даже весной, мы начнем работы.

Реставрация комплекса усадьбы мне обойдется в 2-3 миллиарда рублей, плюс еще минимум миллиард придется вложить в благоустройство того, что вокруг. Каждый месяц у меня уходит от 10 до 70 миллионов на работы в усадьбе, зарплаты сотрудников, поддержание здесь порядка и так далее. Все эти фонтаны, памятники, дорожки… это денег не приносит, это только ради удовольствия.

Для сравнения могу привести пример из Франции. Там в 400 километрах от Парижа есть замок Пюи-дю-Фу, превращенный в огромный тематический парк. Возле него построен "древний город", которого там никогда не было, Колизей на 10 тысяч мест, где проходят настоящие гладиаторские бои, и так далее. Его посещают каждый год 2 миллиона человек, а в создание было вложено примерно 2,5 миллиарда долларов. Это огромный бизнес, но у нас такое невозможно. Наши законы запрещают строить что-то такое в охранной зоне памятника.

То есть усадьбу может купить только богатый человек, бизнес из этого можно сделать, только если это находится в Москве. Если ваше здание – памятник архитектуры на Бульварном кольце, у вас будет какая-то окупаемость. Хотя с учетом нынешнего спроса на недвижимость, на офисы и так далее, не факт, что и в Москве окупится. А в Тамбовской или Липецкой области шансов на окупаемость никаких. Большинство владельцев усадеб живут там сами или регулярно бывают, иногда устраивают там какие-то собачьи бега, вечера под старину с каретами, но постоянного дохода это им не приносит.

Так что для меня усадьба – моя любовь, мой крест, это то, что останется после меня.

Таким образом, деньги можно назвать чуть ли не самым эффективным градозащитным инструментом, а второй такой палочкой-выручалочкой для погибающих памятников становится внимание и поддержка властей. Многие активисты в России уже смогли это понять и их деятельность базируется не только на протестах или судебных разбирательствах, но и на сложных переговорах, результатом которых становится появление инвесторов и выделение бюджетных средств. Об этой непростой работе пойдет речь в следующей главе.

Может показаться, что все истории градозащитников – о безнадежном героизме, когда небольшая сплоченная группа из последних сил защищает измученный временем и готовый рухнуть, но все еще милый домик от алчных застройщиков. Битва проиграна за явным превосходством сил зла, все рыдают.

Но такой сценарий не единственный и далеко не самый эффективный, и в России уже давно существуют активисты, которые смогли превратить градозащиту из яростной борьбы в системный процесс или хотя бы нашли союзников, которые обладают необходимыми для успешной защиты ресурсами.

Важно отметить, что, несмотря на существование успешных примеров таких коалиций, нельзя ставить в вину всем активистам, что они так не действуют, поскольку часто это слишком сложно. Например, если для эффективного сохранения какого-либо объекта требуются средства, то, если посмотреть на пример из предыдущей главы, может показаться, что достаточно найти мецената либо другой источник финансирования.

Это тот самый случай, когда, конечно, нужна грамотная модерация. Но это труд, время и взаимное уважение.

Одним из способов привлечь профессионалов и получить доступ к финансированию, скажем, через гранты или даже госпрограммы становится регистрация в качестве официальной организации. Таким путем пошла Ассоциация самых красивых деревень и городков России. Название кому-то может показаться забавным, но это настоящая работающая организация, входящая в международную Федерацию самых красивых деревень и городов мира. Включенные в нее деревни и города получают доступ к грантам, которые можно направить на благоустройство, реконструкцию, озеленение и привлечение туристов, рассказывают представители ассоциации.

"Туристы, которых привлекает ассоциация, приезжают тратить деньги. Часть из них может быть потрачена на сохранение наследия. Так называемых солидарных туристов можно привлекать к восстановлению объектов, такой опыт у нас есть", – отмечают в организации.

Солидарный туризм подразумевает отход от прямого потребления туристических услуг в пользу участия в социокультурных, экологических проектах и проектах содействия локальной экономике. Этот новый популярный тренд, к которому, по опросам Международной организацией солидарного туризма, хотят приобщиться почти 70% европейцев.

"Для большинства наших деревень и городков очень хорошо подходит такой солидарный туризм. Массовый турист в них никогда не доедет из-за труднодоступности и удаленности, но он там и не нужен: экосистемы слишком ранимы, инфраструктуры нет, да и местное население к этому не готово", – поясняют в ассоциации.

Показательна история самого первого села, вступившего в ассоциацию, – села Вятское Некрасовского района Ярославской области. Оно возродилось благодаря усилиям предпринимателя Олега Жарова. Он не стал тратить деньги на яхты и иностранные футбольные клубы, а вложил в обустройство села. И не прогадал.

Жаров смог сделать рентабельными вложения и в селе уже побывали около 300 тысяч человек, здесь работает 15 музеев, три отеля, сельхозпроизводство, строительный бизнес, создано 160 дополнительных рабочих мест.

За восстановление Вятского Жаров получил госпремию из рук президента, а само село недавно вошло в предварительный перечень наследия ЮНЕСКО.

Стратегия привлечения к сохранению наследия местных жителей и бизнеса как солидарных участников, вкладывающих свои усилия и деньги, помогает убить сразу двух зайцев. Во-первых, это позволяет выполнять определенные работы и финансировать их, и в результате ценные исторические постройки вовремя получают необходимый ремонт и реставрацию. Во-вторых, люди через сопричастность к таким процессам начинают больше ценить свой город и его памятники.

Урбанист и социолог Петр Иванов

Ценность старой застройки варьируется от города к городу. В некоторых городах она высока благодаря "Том Сойер Фесту". В Самаре за пять лет ребята, придумавшие "Том Сойер Фест", изменили отношение всех к старым домам. Если в 2014 году мэр Самары называл старые домики гнилушками, а девелоперы сносили их бульдозерами, то в 2019-м мэр Самары уже красит старые домики как волонтер "Том Сойер Феста". А девелоперы соревнуются, кто круче старый домик восстановит.

"Том Сойер Фест" – это общественное движение, проводящее фестивали восстановления исторической среды силами волонтеров и спонсоров. Первый такое мероприятие провели в 2015 году в Самаре, сегодня фестиваль представлен уже в 55 городах, силами волонтеров отремонтированы более 100 домов.

Андрей Кочетков, создатель "Том Сойер Феста"

Наша задача вовсе не в том, чтобы что-то отремонтировать, это только наш метод. А вот цель состоит в гуманизации отношения к исторической среде и в вовлечении людей в заботу о ней. Мы хотим показать, что, во-первых, это красиво.

Во-вторых, хочется втянуть в заботу об исторической среде как можно больших участников, которые смогут вложиться туда как своим временем, так и деньгами, то есть и общество, и бизнес.

Ведь даже в таких богатых странах, как США и Великобритания, государство не берет на себя полностью ответственность за сохранение исторического наследия и за его реставрацию. Везде это сложная система, это очень дорогое занятие, и оно требует привлечения самых разных ресурсов, не только государственных.

Сейчас "Том Сойер Фест" присутствует во многих "миллионниках", даже в Петербурге, правда, не совсем в нем самом, но один объект в Сестрорецке есть. Но в Петербурге и Москве есть ряд сложностей, указывает Кочетков.

Во-первых, там очень сильна бюрократическая система, из-за которой большая часть работы будет бумажной. Во-вторых, подходящих исторических зданий в столицах не так уж и много. Мы ведь не можем взять четырехэтажный доходный дом и не полезем на особняк XVIII века, просто не будем браться за такую работу, поясняет основатель фестиваля.

В Москве и Петербурге у людей еще и мало свободного времени из-за размеров этих городов. Если в Самаре человек может за 15 минут может дойти от места работы до нашего объекта, что-то там поделать и поехать домой, то в Москве это время съест дорога.

"Мы ведь на своих объектах выполняем достаточно простые действия, которые производят эффект. Например, чтобы аккуратно почистить дерево, загрунтовать его и покрасить, не нужны какие-то суперспособности, а для всего остального есть профессиональные реставраторы. Это в идеале. К сожалению, во многих маленьких городах нет вообще никаких лицензированных фирм, которые бы этим занимались", – рассуждает Кочетков.

В качестве примера эксперт приводит историю одного флигеля особняка Зеленко в Самаре. Изначально он был частью объекта культурного наследия, в который входил вместе с основным особняком.

"Флигель, который является жилым домом, сначала вывели из-под охраны, а потом признали аварийным. Все это, как я понимаю, делалось в интересах застройщика, который уже построил возле него многоэтажку. Жители начали активно бороться за сохранение своего дома, это были жильцы сразу нескольких квартир. И мы пришли к ним на помощь. При этом жители помогали нам и руками, и средствами, и чаем нас поили, пирогами кормили. Мы предложили здание отремонтировать", – рассказывает Кочетков.

Андрей Кочетков, создатель "Том Сойер Феста"

Наши методы работают так. Во-первых, мы создаем общественный резонанс, ведь было задействовано много волонтеров, про нас начали рассказывать в медиа. Нужно понимать, что мы не можем сами защитить объект от всех бед, но мы можем стать таким камнем на чаше весов, который поможет склонить ее в пользу дома. Но в первую очередь все зависит от собственника и его воли, но насколько она окажется весомой и громкой, в том числе зависит и от нас.

Для флигеля особняка Зеленко в итоге все закончилось хорошо: в 2019 году жители оформили землю под ним в собственность, здание вывели из списка аварийных и вновь поставили на охрану как памятник.

"Вообще, участие жителей – это основа нашей работы, мы стараемся не приходить на объект, где хоть кто-то против нашего появления. Может теоретически быть, что из пяти жителей трое за, двое против, но тут надо все взвешивать, поскольку люди, которые за мотивированы, они понимают, что это не просто какая-то квартира где-то, а что это исторический объект, дающий им преимущество и своим расположением в городе, и самим фактом историчности", – отмечает Кочетков.

При этом основная финансовая поддержка идет от бизнеса. За шесть лет у "Том Сойер Феста" появились уже крупные федеральные партнеры, которые готовы помогать сразу всем городам. Среди них, к примеру, "Леруа Мерлен" и МТС. Из локального бизнеса приходят те, кто непосредственно заинтересован, Это может быть соседнее кафе, просто те, кому нужна добрая слава в городе, подключаются также профильные конторы, которые занимаются строительством и реставрацией.

"В целом мы стараемся, чтобы каждая команда привлекала местные ресурсы, потому что это степень соучастия бизнеса в процессе и она важна. Это делает и бизнес сопричастным делу сохранения наследия", – заключает Кочетков.

Самым эффективным союзником в борьбе за сохранение исторической застройки могут стать городские власти. Если активистам удается достигнуть с ними взаимопонимания хотя бы по некоторым вопросам, это можно уже считать большой удачей. А если речь идет о планомерном, долгосрочном сотрудничестве, поставленном на поток, то градозащита приобретает совершенно новые черты.

Именно такой альянс сложился в Нижнем Новгороде, причем это произошло даже дважды: сначала местные градозащитники договорились о сотрудничестве с прежним мэром, а затем, после смены городского руководства, заново построили отношения и с новым градоначальником.

Эксперт Минкультуры, кандидат исторических наук, градозащитница Анна Давыдова

Первый альянс нижегородских градозащитников и местных властей состоялся во многом благодаря личной позиции предыдущего мэра города Владимира Панова, который выступал за сохранение исторического лица города. Благодаря ему у нас действовало распоряжение о приостановке сноса по программе ветхого и аварийного жилья, определенная часть которого является домами, имеющими историко-культурную ценность.

Мы тогда еще были не зарегистрированной организацией, а просто общественным движением, и нас рассматривали как представителей экспертного сообщества.

Мы изучали расселенные дома на предмет историко-культурной ценности. Те, где ценность обнаруживалась, подавали заявки на выявление и для них начинал действовать мораторий на снос. Затем по процедуре 73-го федерального закона их выявляло как объекты культурного наследия уже областное правительство, оно же проплачивало экспертизы и ставило дома на госохрану. То есть у нас был уже отработанный механизм и все мы действовали вместе: волонтеры, эксперты, городская администрация и правительство. За два года мы поставили на госохрану более 20 домов.

Но в 2020 году у нас развалились все коммуникации с городской администрацией, потому что пришел новый мэр Юрий Шалабаев, который поставил во главу угла выполнение программы по сносу ветхого жилья. Был запущен тендер на снос этих домов, в том числе и тех, которые консервировали волонтеры. Естественно, это вызвало вал возмущения. Я сама писала в соцсети, подогревала общественное мнение на тему того, что дома, которые мы могли бы сохранить, и даже уже законсервированные здания сносятся. То есть мы развели PR-кампанию в защиту наследия.

Но в один момент мне помог центральный аппарат ОНФ. Поскольку информационная волна была очень большая, а они мониторят соцсети, да и я там являюсь консультантом по культурному наследию с 2016 года. Они предложили нам помощь.

Их очень задело то, что были снесены дома, которые консервировались волонтерами на деньги горожан. А это действительно так, у нас снесли одну усадьбу на Большой Печерской, причем она была в порядке, хорошо законсервирована и не портила внешний вид улицы. А теперь там пустырь, то есть получился снос ради сноса.

Я написала пояснительную записку и уже Михаил Кузнецов, который возглавляет центральный аппарат ОНФ, согласился стать посредником между нами и губернатором. Я попросила, чтобы собрали совещание, потому что нам, по сути, надо было просто заново выстроить диалог с администрацией и губернатором. Мы на самом деле хорошо друг друга знаем.

В результате через посредничество ОНФ совещание состоялось 16 декабря 2020 года и губернатор поставил задачу сохранения ценной исторической среды, даже если она не признана памятником. Он сказал, что необходимо налаживать работу, осматривать каждый дом, который идет под снос, и дал поручение управлению государственной охраны объектов культурного наследия и министру градостроительной деятельности Марине Раковой собрать комиссию, которая будет анализировать каждый сносимый дом на предмет историко-культурной ценности и вариантов дальнейшего развития событий: снос, снос с сохранением деталей или снос с воссозданием, ну или просто снос с новым строительством.

На этом совещании мы публично извинились друг перед другом, потому что ранее достаточно жестко дискутировали в соцсетях. В итоге работа снова налажена, комиссия у нас создана, но этот механизм перешел уже не на уровень городской администрации, а на уровень области и мы теперь будем этим серьезно заниматься.

Восемь расселенных зданий, ставших объектами культурного наследия по той схеме, что описана, в этом году уже реставрируются. Им нашли новых собственников, либо привлекли бюджетные средства. Не стоит говорить, что "вот сохранили, а они никому не нужны". Практика доказывает, что это совершенно не так. Особенно радует, что инвестор купил и начал реставрировать доходный дом Вяхиревой в Канавине. Ведь практически мы спасли его от бульдозера. Это большой, красивый, кирпичный дом 1864 года постройки. И он еще послужит людям.

А с недавнего времени у нас есть еще и Агентство по сохранению и развитию объектов исторической среды совместное с правительством, это закономерный итог нашей совместной деятельности по сохранению наследия.

Если выражаться "высоким штилем", то градозащита многолика, как и сами города. Иногда она напориста и агрессивна, иногда – рациональна и логична. Но, пожалуй, главное, что объединяет абсолютно всех участников градозащитного процесса – это неравнодушие.

Вне зависимости от того, вкладывают ли эти люди миллиарды или покупают для волонтеров условные печеньки за 100 рублей, участвуют в протестных акциях или добиваются переговорного процесса, все эти действия вызваны тем, что город или его часть запала людям в душу. Поэтому при вопросе: "А кто же такие градозащитники?" попробуйте начать ответ со слов "это люди, любящие свой город".