Северной столице России в этом году исполняется 315 лет. Уникальность архитектурной панорамы Санкт-Петербурга заключается в том, что почти треть здесь занимает историческая капитальная застройка. Однако, как ни странно, именно ее "небесная линия" вызывает ожесточенные споры и не дает нормально реконструировать ветшающий исторический фонд. Представители сообщества архитекторов Петербурга поделились с сайтом "РИА Недвижимость" своими опасениями и критическими замечаниями на этот счет, а также предложили компромиссный вариант решения проблемы.
Сохранять или развивать?
Гости Северной столицы восхищаются ее архитектурным историческим наследием. Еще бы! Именно Санкт-Петербургу здесь есть чем похвастаться, потому как в отличие от других городов, где историческая капитальная застройка составляет всего 10%, у него она занимает около 30%. Однако именно историческая застройка, а также архитектурный стиль Петербурга сегодня становятся камнем преткновения, когда речь заходит не только о возведении новых зданий, но и реставрации или реконструкции старых.
Дело в том, что из множества существующих приёмов взаимодействия с историческим контекстом современные архитекторы стараются выбрать самые уместные варианты, однако эта работа подчас упирается в неприступные стены негативных отзывов и противодействия незаинтересованных в застройке лиц. Что вызывает такой всплеск эмоций со стороны участников диалога?
Архитекторы и урбанисты сетуют, что нередко защита исторического облика города и резкие протесты инициативных групп все чаще становятся предметом манипуляций, социальных конфликтов. По их словам, историко-охранительные, социальные и экологические мотивы на самом деле значимы лишь для очень незначительной части протестных групп. В то же время эксперты выступают за грамотную динамичную застройку с учетом западного успешного опыта.
Так, архитектурный критик, куратор выставки "Петербург 2103" Мария Элькина напоминает, что Санкт-Петербург в отношении градостроительства представляет собой уникальный случай. "С одной стороны — это жемчужина европейской архитектуры, самый большой в мире памятник ЮНЕСКО. С другой стороны, все, что находится за пределами границ этого памятника, не воспринимается как реальная часть города, как то, что могло бы быть предметом гордости. Ошибка по большому счету в том, что мы видим противоречие между сохранением старого центра и развитием города. Это не более чем распространенный стереотип. Правильно видеть сохранение и развитие как две взаимодополняющие части одного процесса", — рассуждает она.
При нынешнем курсе на хаотичное развитие, центр, несомненно, очень сильно пострадает, подчеркивает эксперт. Консервативная же повестка, по ее словам, не дает повода для заинтересованного взгляда в будущее. Петербург должен оглядываться назад, чтобы увидеть, из каких предпосылок вырос один самых красивых городов мира.
В городе есть и крупные знаковые объекты, нуждающиеся в незамедлительной реконструкции. Есть прекрасные примеры превращения мрачных, неухоженных "пятен" в излюбленные места отдыха горожан. Достаточно вспомнить Новую Голландию. Однако многим из таких объектов не суждено получить новое воплощение. Собеседники агентства, которые давали комментарии к материалу, говорят, что в Санкт-Петербурге помимо действительно уважаемых градозащитников появились псевдоградозащитники, которые исключительно ради самопиара и личной выгоды манипулируют данными, пользуясь неинформированностью горожан. Их действия направлены на причинение вреда инвесторам без какой-либо альтернативы или диалога, возмущаются представители второй стороны. Иногда им удаётся согнать потенциального инвестора с проекта, что приводит только к обветшанию прекрасных зданий и их бессмысленной гибели.
К сожалению, часто эти мнимые защитники старины оперируют совершенно ошибочными данными. Чтобы это понять, нужно обратиться к истории строительства Петербурга.
"Высокие" планы
Самая яростная схватка сейчас идет за так называемую "небесную линию" Санкт-Петербурга. Противники высотной застройки отсылают к распространенному заблуждению, что в Санкт-Петербурге не могли строиться здания выше Петропавловского собора. О том, что это ошибочное утверждение, говорит история.
Да, действительно, городской "горизонт" начал формироваться в первые десятилетия истории Петербурга. Городской облик строился на контрасте между ординарной застройкой и крупными доминантами, которыми становились наиболее важные для города здания. Причем последние старались сделать максимально высокими, насколько это позволяли болотистая почва и существовавшие тогда технологии строительства.
Причем Петр I не ограничивал высотности ключевых архитектурных доминант, а, наоборот, старался сделать их максимально высокими. Так, Петропавловский собор был возведен на высоту в 110 метров, а потом перестроен в XIX веке до 122,5 метра. Тем не менее, собор не являлся единственной петербургской высотной доминантой. Были построены здания Троицкой и Исаакиевской церквей, Адмиралтейство, Партикулярная верфь, Конюшенный и Литейный дворы, Кунсткамера. Поэтому Петропавловский собор как мерило высотности Петербурга — это надуманная история. Кстати, архитекторы уверены, что сам Петр аплодировал бы стоя современным небоскребам.
Собственно, "дотянуться до небес" старались и другие монархи. Мало кто знает, что во времена правления императрицы Елизаветы Петровны, главный зодчий того времени —обер-архитектор Франческо Растрелли — планировал возвести перед знаменитым Смольным собором колокольню, высота которой составила бы 160 метров, а это треть от высоты современного "Лахта-центра".
На вкус и цвет регламента нет
В силу достаточно невысокого характера регулярной застройки до середины ХIХ века вопрос о каких бы то ни было высотных регламентах в Санкт-Петербурге попросту не стоял. Доминанты возводились по воле монархов и контролировались ими. За это время были возведены еще несколько знаковых зданий для Санкт-Петербурга, одним из которых стал Исаакиевский собор, который мы сейчас видим в его четвертом варианте, построенном по проекту Монферрана. Мощное тяжелое здание Исаакиевского собора возвышается до отметки в 101,5 метра.
До его освещения крупнейшим купольным сооружением было воздушное чудо, построенное архитектором Василием Стасовым, — Троице-Измайловский собор (около 80 метров), который недавно был повторно освещен после завершения работ по восстановлению и реставрации.
Первый высотный регламент Санкт-Петербурга был принят лишь в середине XIX века, когда город активно застраивался жилыми домами в 5-6 этажей. В нем была четко прописана допустимая высота гражданских построек, к слову, совершенно не привязанная к высоте Петропавловского собора. За ориентир для гражданского строительства была взята высота Зимнего дворца до венчающего карниза. Она составляла в тот момент 11 сажен или примерно 23,5 метра. И это как раз логично, ведь царская резиденция должна была оставаться самым высоким жильем в государстве.
Важно заметить, что в России до самого начала ХХ века все строительство происходило в соответствии со званиями и чинами владельцев домов. "Это значит, что абсолютные размеры архитектурных доминант не регламентировались и определялись лишь пожеланиями заказчиков и реальными техническими возможностями, а также, разумеется, идеологическими, художественными и градостроительными соображениями", — объясняет профессор Института живописи, скульптуры и архитектуры имени И.Е. Репина Российской академии художеств Владимир Лисовский.
Позже, уже в годы советской власти благодаря соблюдению основных принципов традиционной градостроительной культуры удалось избежать включения в исторический центр Ленинграда новых объектов, диссонирующих с ним по высоте или массе, добавляет эксперт. Едва ли не единственным исключением стало возведенное на Литейном проспекте в начале 1930-х годов здание Управления НКВД, широко известного как "Большой дом". "Что касается практики застройки новых районов города, сформировавшихся за пределами исторического центра, то в отношении высотных характеристик она не входила в сколько-нибудь серьезные противоречия с правилами, установленными ранее", — уверен Лисовский.
Как строить дальше?
Города преобразовываются и неизбежно развиваются. Причем многоголосье свойственно любому городу. А Петербург по определению несёт печать разных эпох, вбирая в себя где-то менее заметные, где-то более заметные приметы времени.
Так, ректор Института имени И.Е. Репина (СПб Академии художеств), комиссар павильона России на Венецианской биеннале Семён Михайловский, пролистывая страницы истории, доказывает, что стилистическая эволюция города, хотя и была местами мучительна, но всегда шла ему на пользу:
"Петербург построен вопреки многим обстоятельствам, возможно даже вопреки здравому смыслу, на болоте, по воле царя, не считавшего жертв. В каком ещё городе есть такие суровые гранитные набережные — выразительный символ амбиций? Судьба проекта зависела от воли императоров: одного, возжелавшего перерезать остров каналами, другого, изогнувшего соединенные триумфальной аркой дома.
При Александре Благословенном Адмиралтейство превратили в нечто подобное Галикарнасскому мавзолею. Ревнителей чистой классики избыточное нагнетание форм изумляет. Масштаб сооружения, пусть уменьшенного в сравнении с первоначальным проектом, заставляет вспомнить о французских мегаломанах. Не случайно именно здесь, в Петербурге удалось осуществить такой смелый проект. Французы, к слову, вошли в моду при Екатерине Великой. Причём не сразу. Вспомним историю создания Биржи, ставшую одним из символов города на воде. Сначала ее спроектировал адепт палладианства Джакомо Кваренги, потом, когда здание практически завершили, выяснилось, что нужно нечто более лаконичное, более торжественное. И на смену Кваренги пришёл Тома де Томон, водрузивший греческий храм на сверхмощный стилобат. Ростральные колонны подчеркнули дерзость затеи. Смена вкуса и… мгновенная замена одного другим.
История Исаакиевского собора не менее впечатляюща. Долгострой Ринальди (плюс Бренна) снесли ради гигантского объёма Монферрана. А потом почти полвека посвятили украшению собора благородным камнем, мозаикам и витражами. Храм Спаса на Крови совсем не вписывается в сложившуюся городскую среду, не так ли? И как нелепо заступил он, облачённый в пестрые одежды, за гранитную набережную и какой "непетербургский вид" открывается с Невского проспекта?"
Таким образом, в истории Санкт-Петербурга масса примеров волевого решения архитектурных вопросов. Они ни в коем случае не оправдывают вандализм, но, с другой стороны, охрана памятников не должна быть ни барьером на пути в будущее, ни инструментом решения вопросов, далеких от архитектуры, уверен Михайловский.
При этом эксперт понимает, почему в какой-то момент идея сохранения наследия стала в "многострадальном городе" почти идеологией, почему она сплотила людей. Однако Михайловский настаивает на том, чтобы охраной наследия занимались эксперты, а также люди, ответственные за последствия своих решений, чтобы не дискредитировать безусловно важную тему.