Рыцарские замки, дворянские усадьбы — все эти архитектурные буйства загородной "элитки" уходят в прошлое, сменяясь неприметными домиками. Как мы дошли до такого понимания красоты и комфорта, почему это произошло и что на самом деле за этим стоит, рассказывает российский дизайнер и художник, основатель студии OPEN!Design&Concepts Стас Жицкий.
Удивительное настало время. Состоятельные бизнесмены и банкиры покупают землю в Подмосковье и строят там ничем не примечательные на первый взгляд дома: по схожим проектам, на общей открытой территории, без заборов и барочных премудростей. Рыцарские замки, дачи из красно-розового кирпича, коттеджи, стилизованные под дворянскую усадьбу, уходят в прошлое. На смену всему этому приходит новая архитектура: она не кричит, не лезет в глаза, но при внимательном рассмотрении обнаруживает вовсе не демократические достоинства. Это все же шик, но шик особенный — для узкого круга почитателей.
С госдачи на шесть соток
В советские времена загородные дома называли дачами, даже если жили там круглогодично. Их обитателями становились обласканные представители разнообразных элит: например, в Москве и Подмосковье это были художники в поселке Сокол, писатели в Переделкине, архитекторы в НИЛе (Наука, Искусство, Литература), ученые в Мозжинке, генералы и министры в Жуковке и Барвихе, артисты в Валентиновке, академики в Абрамцеве.
Нельзя сказать, что постройки в этих поселках были роскошными, но и избушками, конечно, их назвать сложно. Большая часть переделкинских домов была построена по модифицированным немецким проектам, а академическая Мозжинка представляла собой сборные щитовые дома, отобранные у Финляндии в качестве послевоенной репарации. Архитекторы, понятное дело, строили по собственным проектам в соответствии с размерами кошельков и допустимыми нормами роскоши.
Хуже всего жилось тем, кто находился на верхушке иерархической лестницы: этих влиятельных людей селили на госдачах, обнесенных двойными заборами. Причем селили временно: после смерти большого начальника все его семейство должно было покинуть загородную резиденцию, и в короткие сроки — обычно на это отводился месяц.
Под госдачи часто перестраивались дореволюционные дворянские усадьбы или же возводилось нечто похожее на них (например, ближняя дача Сталина недалеко от Кунцева).
А уж сильно позже это был кошмарный розовый силикатный кирпич в стиле "пансионат ЦК КПСС на одну семью". К которому я, вопреки здравому смыслу и хорошему вкусу, некоторое время назад начал испытывать теплые чувства и чуть было не покусился на стопроцентно "цековский" дом в Латвии, возле моря, правильно изолированный соснами от любопытных. Вдруг я себя ясно увидел в махровом халате, стоящим на обширном крыльце со стаканом чая в подстаканнике и с невынутой из него ложечкой. Морок быстро рассеялся, к счастью.
Потом наступил период шестисоточных садово-огородных товариществ, когда простой советский человек из подручных материалов строил себе приют спокойствия, трудов и вдохновенья, выращивал на этом клочке земли картошку, помидоры и пионы и перевозил урожай в электричках в город вместе с тяпками и мяукающими в рюкзаках кошками.
В середине 1970-х горожане, как правило представители творческой интеллигенции, начали покупать деревенские дома. Земли у них уже было больше шести соток, да и само жилище добротнее, а вот канализации не наблюдалось в обоих случаях. В деревенских домах туалетов иной раз не было вообще, и народ бегал до ветру в хлев.
Рокококо
В начале 1990-х годов первые постсоветские нувориши в пресловутых малиновых пиджаках условно поделились на две категории: одни стали покупать "генеральские" дачи, другие — строить дома, о которых долгое время могли лишь мечтать. Судя по тому, какие проекты они воплощали в жизнь, мечты были почерпнуты из иллюстраций к сказкам Андерсена, выпущенным издательством "Детская литература". На крошечных участках земли, как грибы после дождя, вырастали замки с башенками, донжонами, флюгерами и прочей сказочной ерундой, не отвечающей ни месту, ни времени. Так появлялись целые поселки уродливых строений. Они глядели друг другу в окна на расстоянии вытянутой руки. Внутри этих жилищ было много позолоченной лепнины, золотых тряпок, золоченой мебели и чудовищной живописи в массивных золотых рамах.
Ярким архитектурным примером того времени стал дом предпринимателя Владимира Брынцалова. В нем, как мне кажется, роскошь вполне сознательно уходит за грань здравого смысла, а стилистическая, цветовая и фактурная несочетаемость всех элементов начинает казаться концептуально оправданной. Автор интерьера вместе с его владельцем как бы извиняются перед наблюдателем: дескать, это все, ничего шикарного больше не влезло. Однако снаружи, если не вглядываться, дом похож на главное здание какой-нибудь русско-европейской усадьбы и не идет ни в какое сравнение с замком Максима Галкина и Аллы Пугачевой, построенным в чистейшем стиле рокококо. Вот уж где действительно можно оказаться "в гостях у сказки" и пообщаться с такими же любителями историй о доблестных средневековых рыцарях — жителями деревни с символическим названием Грязь.
Максиминимализм
В середине 1990-х годов и начале нулевых люди стали заглядывать в модные журналы, посвященные архитектуре и интерьерам, и обнаружили, что роскошь может быть не только в виде купеческого китча.
Роскошным может быть и просто большой кусок земли вокруг дома, и внутреннее пространство жилища, свободное и включающее лишь необходимый минимум предметов. Попутно выяснилось и другое: кирпич можно заменить на полированный бетон или клееный лиственничный брус. А для реализации новых проектов одной фантазии заказчиков мало, нужны архитекторы, причем вызвать их можно из-за границы. Как-никак, а "понтовость" в сознании еще оставалась: если свои специалисты брали за работу меньше, это списывалось на их недостаточную квалификацию. Увлечение новым доходило до крайностей. Хозяин не допускал в своем жилище никаких цветов, кроме белого и черного, изредка идя на компромисс и разрешая несколько оттенков серого. Гостей, приглашенных на день рождения, предупреждали: ни в коем случае не дарить ничего цветного. Даже порыжевший фотопортрет любимого дедушки в старинной рамке повесить не смей. Если очень хочется, отдай дизайнеру, он отсканирует, обработает и напечатает металликом на карбоне размером два на три метра.
Непыльное время
Уже в середине 2000-х годов наступило просветление: люди поняли, что стул из толстого стекла все-таки не самое удобное для сидения изделие, а серая бетонная стена, даже если она отполирована до зеркального блеска, не вызывает хорошего настроения. Пускать пыль в глаза расхотелось. Никому и никакую: ни золотую, ни бетонную. Стало вдруг очевидно, что для комфортной жизни вместо 10 тысяч квадратных метров достаточно двухсот. Что жить надо не только в роскоши, но и в уюте. Что если тебе нравится старинное потертое кожаное кресло, то стеклянный стул можно выбросить. Да и глухой забор — это все-таки не комильфо.
Так, к примеру, в подмосковной курортной зоне "Пирогово", где можно купить земельный участок, потенциальных резидентов предупреждают: вокруг домов не должно быть никаких заборов, только зеленые насаждения. Забор там поставлен лишь по общему периметру. Понятие чрезмерной приватности, таким образом, расширяется до приватности коллективной: в резиденции живут люди с общими интересами, одного круга, сознательно поселившиеся здесь. Чужой сюда не попадает, а от своих прятаться незачем.
Сознательный последователь "непыльного" направления вообще может купить себе избу и пристроить к ней стеклянный кубик, а может купить стеклянный кубик и, подумав, пристроить к нему избу.
Есть здесь и такие интересные сооружения, как перекинутый через овраг дом-мост, построенный по проекту архитектора Тотана Кузембаева. Он глядит сквозь сосны на воду и прекрасно вписывается в ландшафт. В таком доме можно установить хайтек-кухню и пятиметровый шкаф для ценных бутылок, положить ковер площадью 80 квадратных метров, повесить картины Дубосарского-Виноградова и накидать в сенях гостевых тапочек. Если захочется, можно сходить по грибы. Они, кстати, растут тут же, вокруг дома.
